| alinakim | Дата: Пятница, 15.07.2011, 00:33 | Сообщение # 1 |
|
Отличник
Группа: Администраторы
Сообщений: 212
Статус: Offline
| Голова квадратная, как дружище-монитор. В офисе душно, хотя окна открыты. Сухой стук клавиатурных клавиш разбавлен музыкой с улицы и частыми приступами веселья.
- Ваш смех у редактора слышно! – заглядывает в дверь голова ответсека Шпенькова. – Все написали уже, мечтаете сдать? Таня, я жду криминальные заметки, а то на первой полосе опять одна культура.
- Сейчас, сейчас, - рассеянно отзывается Звездочкина. – Есть смешная история про фальшивомонетчиков, санитарные нарушения в магазине, одно ДТП…
- Мелковато. По убитому мальчику звонила?
- Трубку не берут, - американец скрестил бы пальцы за спиной. Авось…
- Про Корсакова ничего нового?
Голова опускается на страховку-ладошку, локоть плавно едет по столу. Дался им Корсаков…
- Нет, ничего.
Отстаньте. Дайте спокойно посидеть в Интернете.
- Звездочкина, а ты к трупам творчески относишься? – дружески ехидный голосок из противоположного угла.
- Да просто офигеть, как творчески! Не заметки, а откровения.
- Великое откровение о трупе Татьяны Звездочкиной… Ой!
Взрыв хохота. Таня взлетает на смеховой волне. Почему-то именно при скребущих на душе кошках плоские шутки кажутся вершиной остроумия.
Ответсек ждет, надо сдавать заметки, надо заставить пальцы стучать по буквам. А руки тяжелые-тяжелые… Вдохновение сидит в тюрьме. Вместе с Корсаковым.
До последнего момента Звездочкина почему-то не верила, что такого человека можно посадить. Когда он с грустной улыбкой сложил пальцы «решеткой» и сообщил, что, мол, скоро «закроют», небогатый житейский опыт вопил: «Не может быть!». И лишь в коридоре суда, увидев, как информатор-фаворит, сгорбившись, сидит на скамейке, поняла: может.
Примчалась к хорошему знакомому милиционеру.
- Что за люди, Федотов! Одно дело делают, а ведут себя, как пауки в банке!
- Даже хуже, - согласился он.
И рассказал, что задержание до оглашения решения суда – обычное дело: чтобы подсудимый какие-нибудь документы важные не уничтожил. И что в сизо таких особых гостей с кем попало не сажают. Успокоилась, поболтала на отвлеченные темы, уехала домой.
Дома никто не ждал. Разве что фотография в рамочке, стоящая обычно на столе, а перед приходом гостей запираемая в ящик. Таня жила одна, медленно отходя от Большого Краха Идеалов, которым в одночасье обернулась самое великое, как когда-то верилось, чувство. Сколько фильмов снято о тех, кто, не слушая умников, идет за своей мечтой! Таня три года шла. С упрямой эйфорией. А потом пришлось понять, что, кроме эйфории, в Великом Чувстве ничего нет.
Фотография в рамочке появилась, когда Звездочкина решила жить дальше. Узнают про фото коллеги – еще больше уверят себя: влюбилась. И так уже подтрунивают… Умники. Просто Шерлоки Холмсы все. Правильно, а что они должны думать? Звездочкина ходит мрачная с тех пор, как ее информатору «подрезали крылышки». Молодая девчонка и интересный ровесник, всем все ясно уже заранее. Доказывать им, что все не так - себе дороже, да и сил нет. Выглядит? Пусть.
Да, у Корсакова два высших, любопытная должность, хорошие манеры. И он хочет изменить мир к лучшему.
«К лучшему ли? Все они много говорят и ничего не делают» - возражает нехитрая мудрость матерых журналистов и простых людей. Но журналист – губка, он впитает все, и плевать, как потом отразится сказанное на страницах. Корсаков давал информацию. И всякие речи о том, что надо наводить порядок бардаке - рабочий материал. Правда или ложь? Вопрос десятый. А пока беседуешь, глядишь в глаза, слушаешь и тихо осторожно восхищаешься – почему бы не позволить себе роскошь верить? Так легче, все равно за спиной надежный фильтр редакторов и ответсеков, уж они-то никакую веру не пропустят в статьи и заметки, только факты и прямая речь…
- Тань, ты скоро? – поинтересовалась голова Шпенькова.
Звездочкина щелкнула мышью, из принтера один за другим выползли три листка.
- Между прочим, телеканалы уже передают подробности про убитого мальчика. Срочно пиши!
- Там трубку не берут.
- Тогда с сайта.
Таня изобразила китайского болванчика и кивала, пока дверь не закрылась. Потом оглядела стены с распечатанными хохмами, стеллажи со старыми газетами, рабочие столы с коллегами, мониторами и чашками, подоконники с фиалками. Все, что настраивало на рабочий лад, сегодня было чужим и далеким. Сильно захотелось уйти, чтобы не клепать очередную заметку про очередное убийство.
Клик мышки – и точка.
- Если кто спросит, я на встрече.
Июнь. Солнечно. Много зелени, чистые улицы, ослепительное небо. Настроение обязано быть прекрасным, но… Вот и виды за окном автобуса все хуже. Свернули с оживленного проспекта – и сразу лужи, помойки, грязные заборы. Правда, в июньском солнце они не так ужасны, и даже понятно, что зачуханная остановка когда-то была белой.
Между бетонными заграждениями – зеленый оазис. Утоптанная тропинка нервно петляет, кусты-деревья, сговорившись, преграждают путь. Но, наконец, расступаются – и тропинка впадает в широкую дорогу, без асфальта, исхоженную и изъезженную. Сколькими поколениями, если задуматься?
А там, в конце - толстые стены, и едва-едва видные кубы с зарешеченными окошками. Таня разглядывала грязь под ногами, пытаясь представить: какие люди ходят здесь, о чем думают, что чувствуют? А когда подняла голову, небо уже заслоняли стены, отделанные кружевом колючей проволоки. Узкие окна смотрели вглубь себя, на внутреннюю жизнь, скрытую от посторонних. Танино воображение без спросу начертило на фотографии в рамочке продольные и поперечные полосы.
«Интересно, меня видно из окон?»
Каменно-колючий занавес открыл церковь на берегу реки. Гордость краеведов. Редчайшие изразцы. Красный кирпич средних веков. С крыльца – вид на Волгу, умиротворяющий, почти сказочный. Если не знать, что рядом тюрьма…Впрочем, томиться в темницах приходилось многим сказочным героям.
Звездочкина уселась на щербатой ступеньке и подумала о женщинах, которые приходили в храм читать молитвы о заключенных. Покосилась на сизо. Вздохнула. «Кто вернет им совесть?», «Пожалейте сироту бесприютную», «Не светит и не греет», «Кошмар на улице Победы»… Лучшие статьи написаны после знакомства с Корсаковым. И как легко тогда стало получаться все, даже заметки о трупах, всегда лежавшие на душе валунами. Спичка загорается только от огня… Можно сказать циничнее - «журналист пишет хорошо, когда есть личная заинтересованность». «Что-то вы нетворчески относитесь к трупам, Татьяна». А какая у нормального человека личная заинтересованность в трупах? С живым человеком интереснее, особенно, если он такой…
Может быть, потом она узнает, что «таких» во власти теперь очень много. Что все они носят темные тройки и светлые рубашки с лиловым отливом. И говорят, одинаково блестя глазами.
Но это – потом, это – может быть…
Трудно остаться равнодушной, когда из всех, кого знаешь, он такой один. Воплощенная деятельность. Гарант порядка. Супергерой.
Хотелось как-то соответствовать…
Ну почему именно он?!
Корсаков говорит: «Подстава». Другие: «Значит, есть, за что»
А правды она никогда не узнает.
Вот почему так тяжелы руки, не желающие подниматься над клавиатурой.
Зачем сидеть здесь, вглядываясь в бегущую воду?
Таня, конечно, надеялась, что Корсаков - вдруг, совершенно случайно – увидит в узком окне, как корреспондент Звездочкина шлепает по грязной дороге. Я пришла тебя поддержать, потому что все еще верю. Я упрямая и не желаю менять точку зрения только потому, что кто-то умеет убедительно говорить. Правда останется неизвестной, значит, могу верить, во что хочу. Ведь от моей веры ничего не зависит. И кому какое дело, кто скрывается под маской журналиста.
Возможно, из зарешеченных окон Таню действительно можно было увидеть. Но кто же знает правду… Правда была лишь в том, что фотографии в рамочке оставалось стоять на книжной полке всего несколько дней.
Кимры, 2008
|
| |
| |
