| Маска | Дата: Вторник, 23.04.2013, 17:01 | Сообщение # 1 |
 Новичок
Группа: Литгруппа
Сообщений: 6
Статус: Offline
| Часть 1.
Сегодня нашла свой, нет, мамин, старый кассетный магнитофон«Романтик»…
Глупо, конечно, но, только вставив первую кассету, я словно
упала в пропасть прошлого. Воспоминания о старом доме, друзьях, бабушке, запахе
парного молока, принесённого домой в белом бидоне, о сильных ночных грозах,
которые проводила прижавшись к бабушке, о запахе чердачной пыли и всяких
мелочах, хранившихся под скатами крыши, пеленой окутали меня. Из динамика пел
Газманов (никогда не думала, что буду так рада его услышать!), а я сидела на
полу и перебирала свои любимые, родные песни, стирая с маленьких коробок пыль и
забываясь на минуты от музыки. Стало как-то грустно-весело на душе, мгновениями
на глаза наворачивались слёзы, и счастливая детская улыбка появлялась на
усталом лице. Я сидела и улыбалась просто так, без причины. Хотя… Пожалуй,
причина была. Ностальгия!..
Каждый день мы смотрим в своё будущее, отыскивая его в
пучине времени, мы бежим по прямой дороге в неизвестность, мы просто движемся
вперёд, зная, что так надо. И мы забываем, точнее, убедительно себе доказываем,
что всё прошлое, старое нужно оставить там, за спиной. Но когда-нибудь
наступает момент, который вдруг заставляет нас обернуться и увидеть свою жизнь,
которая была, по нашему мнению, правильной и безошибочной. И мы видим упущенные
моменты, страхи, помешавшие сделать уверенный шаг, принципы, создавшие
воображаемые границы для нашей души – клетку, грубо говоря. Мы отказывались с
возрастом от любимых вещей, музыки, привычек только из-за того, что мы считали
себя взрослыми. Мы – дети – переставали слушать любимые песни, т.к. нашим новым
«друзьям» они не нравились, или это было немодно. Эта музыка казалось идиотской
и дурацкой, и мы отвергали её, отвергали вещи, отвергали детскую дружбу. Мы
взрослели, а наша душа потихоньку умирала в созданной золотой клетке. Мы желали
изменить жизнь к лучшему, но не знали как. Мы бросались из одной крайности в
другую, но не получали удовлетворения. Хотелось всё больше и больше. Мы строили
себе цели, которые должны были бы принести счастье, но не получали желаемого.
Время проходило впустую. Мы искали выход из лабиринта к счастью, но приходили
лишь к тупику. А нужно всего-то открыть глаза и вспомнить детство. Пусть это
кажется нелепым, пусть ваше окружение крутит пальцем у виска, но вы будете
счастливы в такие мгновения, когда, наконец, будете свободны от предрассудков и
принципов, когда позволите своей душе глотнуть света и воздуха, встрепенуться и
расправить крылья. Вы почувствуете необыкновенную силу и мощь, желание что-нибудь
изменить, но это желание как по нити приведёт вас к вашей цели. Позволяйте себе
расслабляться, оставаться лишь там, где вам уютно и тепло. Делайте глупости,
позволяйте себе быть ребёнком. Ведь нет никого чище и светлее ребёнка. Он
чувствует всё: ложь и правду, любовь и ненависть. Он находится на одной волне с
природой. А мы, взрослея, отдаляемся от неё, становимся цивилизованными, тем
самым загоняем себя в клетку, в которой мечемся в поисках счастья.
Воспоминания что-то изменили во мне. Я вдруг поняла, что
каждый свой день живу не так, как хочу. Что все мои действия сводятся к
рационализму, и совсем нет глупостей, неожиданных поворотов. Я вспомнила свои
детские мечты. В дошкольном возрасте я
мечтала построить свой самолёт, мы с ребятами даже чертили план,
собирали детали: колёса – от самоката, руль – из старенькой «Волги», педали –
от велосипеда, кресла – детские стульчики… Мы прикрепляли всё это к доскам,
вешали на качели, привязывали лёгкую ткань (по-моему, это были старые бабушкины
ситцевые платки) и летели! Наш самолёт
взмывал в небо, и мы визжали от восторга! Тёплый летний ветер ласково касался
наших лиц. Когда качели буквально подлетали и зависали на мгновение в воздухе,
нам казалось – мы в невесомости, мы – космонавты. У нас чрезвычайно важное и
секретное задание. И наши сердца бешено колотились от восторга, радости,
счастья, от высоты, от ветра, от яркого июльского солнца. Наши глаза блестели,
нет, они светились счастьем! Мы запускали наш самолёт в самые разные
путешествия. Осенью он становился золотокопателем. В осенней пёстро-багряной
листве мы искали клад: золотые и красные
листья клёна, жёлуди, ягоды черёмухи. Зимой – ледяной крепостью. Мы с ребятами
строили двухэтажную крепость, обтыкивали её сосульками со всех сторон, от чего
она походила на ежа, и сражались с инопланетными кораблями! Весной мы брали
спичечные коробки и складывали из них кораблики, запуская их потом в звонко
журчащем ручье около наших домов. Когда кораблик случайно застревал в старой
листве или цеплялся за торчащую ветку, мы нагибались над ним, боясь попасть
ногой в воду, и толкали дальше по течению. Мы бежали за корабликом, названным
каким-нибудь несуществующим именем, и радовались. Нам было просто весело жить и
не думать ни о чём.
Вспомнились тёплые летние ночи, яркий кровавый закат над
полем, где по лини горизонта тянулись малюсенькие домики, казавшиеся маленькими
букашечками. И вот солнечный огромный диск медленно, дрожа, спускается в
бездну. Его прощальные багряные, золотые, розовые лучи уже не слепили, а лишь
заставляли слегка прищуриться. И ты бежишь навстречу солнцу по полю, бежишь,
пока ноги не устанут, а всё равно не догонишь. Тогда ты раскинешь руки,
поднимешь голову к темнеющему пряному небу и закружишься на месте. И кажется,
весь мир вращается вокруг тебя! Ты смеёшься, хохочешь, но вдруг раздастся
любимый ласковый голос. «Не упади! Ишь как кружится! Как волчок!» - скажет,
покачав головой, бабушка. Её простое светлое платье сейчас кажется раскрашенным
яркими, сочными, солнечными цветами. Бабушка поднесёт руку к глазам, чтоб лучи
не мешали наблюдать за мной, и заулыбается. Я любила её в такие моменты ещё
больше. Сейчас она была такой молодой, бойкой, что её возраст вообще не
ощущался. Она смотрела то на меня, то на закат и думала о своём, о чём-то
лёгком или тяжёлом, о своей жизни. Её зелёные глаза изумрудно переливались на
заходящем солнце и были молоды. Её душа была всё той же, что и пятьдесят лет
назад. Она не старела, а лишь становилась мудрее и красивее. Её седые густые
волосы перламутровыми переливами сверкали на солнце, а ветер шаловливо поднимал
их, укладывая затем в свою причёску.Добавлено (23.04.2013, 17:00)
---------------------------------------------
Часть 2. Утро.
Раннее утро нежно постучалось в окно приветливым солнечным
лучиком и отправило мне поцелуй с лёгкими почти невесомыми порывами ветра,
который, раздув занавеску словно парус, облетел всю комнату и вдохнул в неё
жизнь. Жизнь нового дня. Старенький будильник с римскими цифрами показывал
четыре часа утра. Громкое мелодичное
тиканье стало более ощутимым и звонким. Сон отступил. Я лежала, накрывшись
толстым ватным одеялом, млея от теплоты и беспечности, наблюдая, как тонкая
сеть кружева, как живая, трепыхалась на белом потолке. Из окна тянуло свежестью
и лёгкой невесомой прохладой, ароматом распустившихся роз и липой, скошенной
травой и ночной грозой.
Дом был пуст, и лишь вместе со мной проснувшиеся кошки
издавали еле слышимые шорохи. Кот Васька, мягко ступая по кровати своими
пушистыми белыми лапками, намурлыкивал свою особую песенку с каждой секундой
всё громче и громче, словно хотел меня окончательно разбудить. Он подошёл к
моему лицу и потёрся головой о мой нос. Я фыркнула, а кот лишь зажмурился и
ушёл, зовя за собой (в конце концов, кто-то де должен его накормить!).
Я подошла к окну и раздвинула льняные шторы, багровые лучи
восходящего солнца щедро одарили меня приветами. Каждая травинка, каждый
цветок, каждый дюйм земли был усыпан, запорошен искристой росой, буйно
отражавшей попадавшие лучи солнца и создававшей маленькие радуги – красота! На
расстоянии вытянутой руки стремглав пронёсся стриж, издав пронзительный крик,
как страж утра, желающий пробудить всё живое. И вот начались чудеса.
Вторя ему, сначала где-то вдали послышалась короткая трель
синицы, потом чуть ближе уже несколько птах поддержали её напев, под окном
зачирикали озорные серогрудые воробьи, попрыгивая по росе и вылавливая в траве
букашек. Со старой ивы раздалось громкое «кар-р!», в густых зелёных зарослях
сирени и калины запели зарянки. Странно, обычно их голоса слышны вечером, а не
в такие ранние часы.
Быстро накинув лёгкий халат, я выбежала из дома и, сначала
лишь слегка коснувшись, ступила на ровный ковёр зелени. Холод росы не давал
стоять на месте, и я побежала, пробуждая ото сна бабочек, которые яркими
пёстрыми пятнами взмывали из-под самых ног! Подбежав к старому, заросшему мхом
колодцу, я зачерпнула целое ведро воды, чистой, ключевой и манящей, набрала
целую горсть и умылась этой живительной влагой, стянувшей на мгновение кожу,
как на морозе, а потом обдавшей с большей новой силой свободным ветром.
Ах, как сладко и терпко благоухали липы! Их медовые венчики
цветов манили к себе пчёл и ос уже в эти ранние часы, поэтому от деревьев шёл
нескончаемый гул, нарушавший, нет, дополнявший гармонию того утра. Я подошла к
кустам шипастых, алых, почти чёрных роз и наклонилась, вдыхая их пьянящий
аромат, наполнявший любовью ко всему этому беспокойному миру.
Утро уверенно ступало по земле, заглядывая в каждый уголок,
в каждый дом, в каждую душу. И встречая его, нельзя было не влюбиться в новый,
совершенно новый день!
Добавлено (23.04.2013, 17:01)
---------------------------------------------
Часть 3. Гроза в поле.
А вы видели поле? Да-да, широкое, раздольное, бесконечное
русское поле с россыпью пёстрых цветов и гудением пчёл над ними, с серебристой
осокой и лютиками, с колокольчиками и васильками? С бескрайним,
бездонно-голубым небом и ватными невесомыми облаками, плывущими по этому
прекрасному холсту в неведомую неизвестную дальнюю даль. С клубнично-красным
солнцем на закате и кисельными туманными дымками, от которых словно веет
сладостью яблочного компота, приготовленного бабушкой по самому-самому любимому
рецепту с добавлением нескольких горстей смородины и малины… С этой тёмно-сизой
лентой леса на горизонте, исчерченной золотистыми нитями колосящейся пшеницы и
оттенённой огуречной зеленью заливных лугов. С ветром и грозой, пугающей и
завораживающей одновременно, с зарницами, с молниями, с теплотой и
любовью.
Моя бабушка часто брала меня с собой, когда ходила в лес за
ягодами и травами. Она надевала своё цветастое платье и брала небольшой
кузовок, вешая его через шею на красную атласную ленту. Улыбаясь, она тихо
звала меня, отрывая от детских чрезвычайно увлекательных и важных дел и
пригладив мои растрёпанные от ветра волосы рукой, уводила с собой. Я никогда не
перечила, а лишь с непонятным детским восторгом следила за бабушкой. Она шла по
просёлочной дороге, чуть шаркая и мурлыкая себе под нос до боли знакомую
песенку, изредка поглядывала на меня, когда я забегала вперёд и, смеясь,
торопила её. Я жутко хотела узнать ещё и ещё больше, я желала знать всё, что
знала моя бабушка: травы, деревья, приметы, песни, частушки, считалочки и
многое-многое другое, что заставляло моё маленькое сердечко трепетать и биться
в унисон с этим огромным неизвестным миром.
Дорога в лес лежала через поле, широту которого я любила
измерять руками, забравшись на небольшой холмик и смотря вдаль раскинуть руки
как можно шире, чтоб объять его необъятную исполинскую красоту. Бабушка
останавливалась и хохотала, удивляясь моим словам: «Я его почти обняла!
Смотри!» - я растопыривала пальчики и показывала ей, что вот-вот попаду в объятья.
В этот момент она подбегала ко мне совсем как молодая девчонка и поднимала меня
над землёй, кружа и кружа. А я смеялась, да, просто смеялась от того, что меня
кружат, от того, что я есть, и бабушка есть, и что мы счастливы. Я даже не
могла представить нечто иное, мне казалось, любой человек может быть счастлив,
если он просто выйдет в поле и закружится, смотря в синий-синий небосвод, по
которому с космической скоростью пролетают шмели и пчёлы, мухи и большие шумные
стрекозы, перламутр крыльев которых очаровывал своей уникальностью и простотой.
Я бежала по полю сломя голову и падала в его мягкие живые
ковры, пахнущие травой и цветами. Босые ноги не уставали бежать вперёд, а
сердце лишь бешено колотилось, когда, оказываясь слишком далеко, я
оборачивалась и не видела бабушку. Я возвращалась и с криком кидалась к ней на
шею, бабушку просто скрывали густые, высокие, по пояс, травы, а она выбирала из
этой пестроты и сумятицы особые корешки и тростинки и отправляла их в кузовок,
и мы шли дальше, в лес.
Однажды, пройдя уже половину пути, я заметила, что некогда
голубое приветливое небо на горизонте сменилось тёмными устрашающими тучами, с
гигантской скоростью мчащимися над землёй, громыхая и сверкая сотнями ярких
ослепляющих молний и зарниц.
- Ложись на землю, ложись! – кричала мне
бабушка, и я падала в объятья ещё более благоухающих, одурманивающих трав, а
рядом падала бабушка, укрывая меня большим цветным платком с яркими крупными
розами.
Свежий порывистый ветер начинал свою неугомонную песнь над
ровным полем, клоня к земле хрупкие колокольчики и лисий хвост. Он выл сильнее
и сильнее, словно вещал о приближении своей грозной могущественной хозяйки –
госпожи грозы. Свежесть воздуха соединилась с прохладой, и палящее июльское
солнце скрылось за большой тучей, осветив её изнутри ярким светом и перекрасив
в иссиня-фиолетовый цвет. Лёгкая капля
приземлилась на мой горячий лоб, потом ещё одна и ещё, и наконец, пошёл ливень,
сопровождающийся вспышками молний и гулким грохотом грома над землёй. Бабушка
лежала и не шевелилась, полевые тонкие травы, склонённые ветром, укрыли нас
своим одеялом и замерли в ожидании грядущей грозы.
Вот небо озарилось с такой силой, что я на секунду ослепла,
и раздался протяжный звериный рёв грозы, проснувшейся от долгого сна и желающей
погулять на раздолье поля. Моё платье давно промокло и пропахло пряностью трав,
волосы прибило к земле и вплело в них мелкие белые цветы, я лежала и ждала
чего-то, не зная чего.
Между тем гроза с новой силой бесилась над нами, она швыряла
холодные леденящие струи воды и освещала их, как на войне, молниями. Небо
озарялось тысячами прожекторов и походило на неизвестное до ныне чудо, а грома
не следовало.
- Раз, два, три, четыре, пять… - просчитала вслух бабушка, -
слышишь, не гремит? Это зарницы! Ишь, какие красивые, смотри! – говорила
вполголоса бабушка и мягко улыбалась. – Зарница ягоды зарит!
- Как это? – спрашивал недоумевавший ребёнок, глядя на
играющее небо.
- Вот завтра и увидишь, сколько ягод за одну ночь поспело, -
прошептала она и обняла меня, прижав к себе. Сразу стало теплее и спокойнее на
душе.
Дождь потихоньку прекращался, а гроза прощалась с публикой
последними нотами своей непризнанной оперы. Тонкая сеть солнечных лучей
начинала пробиваться сквозь завесу тёмных измученных облаков. Гроза прошла.
Сообщение отредактировал Маска - Вторник, 23.04.2013, 16:59 |
| |
| |
